Фонд GLORI делает ре-пост материала о проблеме религиозного радикализма в местах лишения свободы, оригинал которого размещён на сайте Лента.Ру.
Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) России третий год бьет тревогу в связи с ростом радикального исламизма в колониях. Туда стали чаще попадать экстремисты из Средней Азии, которые насаждают свою идеологию другим заключенным. Чтобы как-то справится с ситуацией, тюремщики обратились за помощью к духовным управлениям мусульман. «Лента.ру» пообщалась с представителями исламского духовенства и осужденными, чтобы узнать, как живется правоверным в «зеленых» зонах — местах лишения свободы со значительной долей мусульман.
«Были стычки глобальные»
— Я бы не сказал, что мусульмане устанавливают свои порядки в колониях, как об этом часто говорят, — рассказывает Игорь, отбывающий сейчас срок в колонии строгого режима в Мордовии. — Просто к ним никто не лезет, они стараются держаться вместе. Есть мусульмане, а радикальные они или нет — не знаю. Я вот впервые слышу, что такие зоны «зелеными» называются. Честно.
Он позвонил вечером. Пока мы разговаривали с ним, слышались голоса других зеков, которые, судя по обрывкам разговоров, готовились пить чай.
— Я сижу в таком месте, в таком лагере, где их [мусульман] немного, — продолжает Игорь, — Здесь одни рецидивисты. Мусульман много там, где сидят первоходы. С предыдущим сроком я был в такой колонии в Пскове, так там их очень много. В отряде сто человек, из них 40 мусульман было. С 2008-го по 2014 год я там был. Они там все вместе собираются: была там у нас одна комнатка, стараются там намаз делать, смотрят, чтоб никому не мешать. Могут попросить: если можно, мы помолимся. Вот ты говоришь «красные» [под влиянием администрации], «черные» [под влиянием авторитетов] зоны… Мусульмане вообще стараются придерживаться правила: им неинтересна эта система, этот мир — у них есть религия. Они не стараются влиять или еще что-то…
По словам Игоря, конфликты между обычными зеками и мусульманами случаются «из-за разных мелочей», но все же заключенные стараются не провоцировать друг друга, а «жить дружнее».
— Я слышал, что в некоторых лагерях были стычки глобальные, — продолжает собеседник «Ленты.ру», — Но мы находимся в тюрьме, здесь давно придумано, испокон веков, что бы ни случилось — решения принимают воры. Мусульмане живут по своим законам и не переступают черту. Они понимают, что здесь свои понятия.
Впрочем, отмечает заключенный, в случае конфликта джамаат — община мусульман — заступается за своего, в обиду не дают, независимо от того, прав он или нет.
— Из славян, например, кто-то в карты проиграется, косяков напорет, короче, те, кто послабее, идут к ним [к мусльманам] за защитой, принимают мусульманство, меняют имена. На моей памяти два-три человека были. Ну, с ними разговаривали, объясняли. Оперативники, администрация, все прекрасно знают, и их [обращенных в новую веру] изолировали, чтобы стычек не было. Поэтому стараются их не трогать, чтоб не доводить до этого [до конфликта]. Конечно, не из-за того, что боятся связываться, нет, конечно. Просто у них своя жизнь. Бывают люди с разными интересами, ну зачем я буду с ними связываться, мне это неинтересно. Конечно, я не буду намеренно провоцировать конфликт. Сидим в одном помещении, ну и зачем ругаться друг с другом?
«Нас там ждут гурии, рай!»
Гендиректор центра социальной реабилитации и адаптации осужденных в Казани Азат Гайнутдинов принял ислам в колонии, когда отбывал срок за разбой и вымогательство.
— 19 лет мне было, когда получил 12 лет строгого режима, по молодости дело было. Для меня это было как конец света: думал повеситься — описать невозможно, — вспоминает он.
Пока был в СИЗО таджик-сокамерник, пойманный на наркотиках, научил молодого Азата молитвам, а уже в колонии неофит пошел в мечеть.
— Я татарин, всегда ощущал себя мусульманином. Все равно люди рано или поздно к Богу обращаются. Придешь — с Богом пообщаешься, и легче становится на душе, — говорит Азат.
Тюремного имама — человека, ведущего молитву, главу общины — осужденные мусульмане выбирают сами. Как объясняет собеседник «Ленты.ру», он должен быть разумным, дипломатичным, чтобы и с администрацией мог поговорить, и с зеками.
— На статью не смотрят — человек может и за убийство сидеть, и за мошенничество. Там преступники находятся. Ну, как у нас лидеров выбирают — так же и там, — объясняет Азат.
Из 12 лет он отсидел четыре года, потерпевшие «пошли ему навстречу», и он смог выйти на волю досрочно. Это случилось в 2004 году. С 2005 года Азат стал помогать освободившимся мусульманам: заниматься их реабилитацией, трудоустраивать.
— Через меня реабилитацию проходил парень, я его не мог трудоустроить, — вспоминает Азат. — Он бывший киллер по кличке Снежок. В зоне принял ислам, освободился мусульманином. Кто его на работу возьмет? У него восемь эпизодов, отсидел 16 лет. Я его взял к себе на работу, он у меня нормально полтора года отработал, семью создал, дочку родил. Машина у него теперь, сам как-то потихоньку двигается.
Гайнутдинов добавляет, что официальные имамы с опаской относятся к тюремным, особенно если человек сидел за экстремизм.
— Абдулла освободился, приходит в мечеть, а официальный имам от него шарахается и говорит: давай сам как-нибудь, иди отсюда, нам не нужны с тобой проблемы, — говорит Азат. — И он попадает в поле зрения силовых структур, его постоянно контролируют, что держит его в напряжении. Или же попадает к радикально настроенным группам. Они говорят: «Вот видишь, Абдулла, ты никому не нужен, кроме нас. Айда к нам, брат, мы тебя не бросим, жизнь короткая, нас там ждут гурии, рай!» И вот Абдулла уже готовый продукт для радикалов.
Азат считает, что с экстремистами и на зоне, и на воле нужно работать, а не бороться.
— Каждый радикал у нас под пристальным вниманием, — рассказывает «Ленте.ру» сотрудник Духовного управления мусульман Татарстана Марсель Мингалеев, отвечающий за работу с осужденными и взаимодействие со ФСИН. — Их не пускают в мечети при колониях. Не дают общаться с другими мусульманами, изолируют, чтобы ограничить их влияние. В полемику они не вступают, слушают, считают себя незаконно осужденными, но проблем с ними у нас не возникает.
По его словам, в республике 15 колоний и СИЗО, за каждым учреждением закреплен имам. Он приходит и общается с заключенными, согласует кандидатуру, выбранного ими тюремного имама.
— Мы не называем его имамом, он старший по мечети. В каждой колонии и изоляторе работает молельная комната или дом. ФСИН выгодно, чтобы джамаат следовал традиционному исламу, — отмечает Мингалеев.
По оценкам руководителя отдела по работе с вооруженными силами, правоохранительными органами и тюремному служению Духовного управления Российской Федерации (ДУМ РФ) Шамиля-хазрат Арсланова, по всей России 30-35 процентов общего числа всех осужденных — мусульмане.
— Проблема радикализма появилась давно, но широкую огласку это получило несколько лет назад, — объясняет Арсланов, —То, что люди объединяются в тюрьмах, это нормально. В самом слове «джамаат» нет ничего незаконного, экстремистского или радикального, оно в переводе с арабского означает «община», «группа». Негативная сторона этого в том, что в джамааты могут объединяться люди с радикальными взглядами, которые противоречат традиционному исламу.
Всего этого нет в женских колониях.
— Никогда не слышал про «зеленые» женские колонии и джамааты среди женщин. Такого нет, — говорит Шамиль-хазрат.
«Намаз совершает и палатки держит»
— Радикалы отрицают воровские понятия, правила внутреннего распорядка в изоляторе или колонии, они жестко отстаивают свои взгляды, поэтому многие присоединяются к ним, дабы получить защиту и быть частью группы, — говорит Шамиль-хазрат. — И официальное духовенство радикалы тоже могут не признавать. Был случай: пришел имам в СИЗО, а ему арестованный говорит: «Ты не настоящий имам, потому что ты на свободе». У них такое понятие: если ты имам, ты должен быть в оппозиции, должен быть мучеником, тебя должны посадить, власть — это зло. Но, конечно, такие истории единичны.
Еще один вид заключенных — мусульмане, у которых перемешиваются ислам и воровские понятия.
— Как это происходит — я не понимаю, — продолжает собеседник «Ленты.ру». — Он может молится, совершать все обряды, и в тоже время быть старшим по камере или по продолу [тюремному коридору]. Следование воровским понятиям противоречит исламу. Мусульманин должен быть законопослушным, и если он не соблюдает принятых в стране законов — значит, он не следует заветам Корана. Многие ошибочно думают, что это государство неверующих, — значит, и его законы мусульмане могут не соблюдать. И поэтому принимают и радикализм, и воровские законы.
Про сидельцев, у которых воровские законы мешаются с радикализмом, рассказал и Азат.
— Кричат «Аллах Акбар!», а намаз не совершают, пост не соблюдают. А бывает, намаз совершает, но при этом и курит, и палатки бандитские держит. Если человек начинает понимать ислам, то постепенно меняет свой образ жизни, уходят воровские привычки, — говорит он.
Не так давно в сети появилась информация о некой «зеленой масти «Исламское братство»», которое якобы не придерживается тюремных понятий и идет против воров. По мнению собеседника «Ленты.ру», в основном об этом пишут блогеры, «эксперты» и диванные комментаторы, которые ни разу не бывали в колониях и не общались с этой категорией заключенных.
— Все это неправда, а раздутая в слона муха. Если даже и были единичные случаи конфликтов, это все разруливалось, — объясняет Азат. — Конфликтам, связанным с мусульманами, слишком много внимания уделяется, только и всего. Я не говорю, что в исламе нет «отмороженных», —
есть радикалы и вновь принявшие ислам, у которых бандитские повадки, у таких бывают и конфликты. Это все отражается на всех мусульманах, это все из-за незнания религии. Со временем, если им давать правильный ислам, мусульманин не будет идти на конфликт, он будет хорошо относиться к сокамерникам, с ним не будет проблем. Были случаи мелких стычек с администрацией на почве времени совершения намаза, соблюдения поста, проверок во время намаза. Это все мелочи, легко решаемые.
«Убить неверующего — нет такого призыва»
В феврале стало известно, что ФСИН предложила духовенству совместно разобраться с радикализмом, который растет в колониях и СИЗО вместе с потоком осужденных экстремистов и террористов. Сейчас в российских тюрьмах отбывают сроки 29 тысяч граждан Узбекистана, Таджикистана и Киргизии.
— Там масса других течений ислама, которые начинают агрессивно влиять на внутреннюю обстановку в местах лишения свободы, — пояснял первый заместитель директора ФСИН России Анатолий Рудый. — У нас есть фашисты, националисты — мы умеем с ними работать. Но с теми, кто проповедует агрессивные формы ислама, по-настоящему работать не умеем.